Раскрыть ладони - Страница 7

Каждый подневольный работник спит и видит, как бы урвать себе мимо хозяина лишний кусок добра, чтобы поскорее получить свободу или же хотя бы скрасить жизнь, вот и подопечные Науты не брезговали получать с мужчин несколько монет в обход своей хозяйки. Собственно, если иметь совесть и утаивать небольшие суммы, никто не будет гневаться, но когда доходы падают, а девицы строят невинные глаза, обвиняя во всём клиентов... Впору задуматься и выяснить, кто кому врёт. Допрашивать тех, кто приходит в Дом радости, негоже: быстро отвадишь, значит, нужно разговаривать с подопечными. Но Наута, и сама пору молодости прожившая примерно в том же положении, прекрасно знала, что ложь очень трудно порой отличить от правды, потому решила прибегнуть к простому, но действенному способу. Слежке. Были заказаны статуэтки птиц, достойные украсить и королевскую спальню, а в них нанятый маг поместил чары, позволяющие запоминать звуки разговоров, ведущихся в комнате в течение дня, а потом делать их достоянием того, кому известен секрет пташки, то есть, хозяйке и... мне. Потому что я снабжал пташек единственным подходящим для заклинаний «кормом»: подпитывал Силой.

Наута ласково погладила статуэтку по стальным пёрышкам, раздался шорох, который постепенно сложился в более похожие на речь звуки, даже голоса в исполнении стального пересмешника оказались вполне узнаваемы, и один из них явно принадлежал... Келли. Другой тоже показался мне знакомым, а его обладательница и являлась заводилой беседы.

— Хорошо тебе, — чирикала птичка. — Вон какой парень ходит!

— И что хорошего? Я ж с него денег не беру.

— Да такому и самой приплачивать можно: молодой, статный, красивый...

— Да уж, красивый! Ты бы с этим красавцем сама попробовала!

— А что такого-то? Вроде всё у него в порядке... Или я чего-то не доглядела?

— Ты ещё и подсматриваешь? Ах, стерва!

— Да не злись, уж больно вы пара — загляденье... Так что с ним не так?

— Зачем спрашиваешь? Сама глаз положила?

— Ну, глаз, не глаз, а...

— Хочешь, бери.

— С чего это ты расщедрилась? Я ж думала, у вас любовь. А на деле?

— Любовь... — Долгая тишина. — Он хороший. Правда, хороший. Вот только...

— Ну, не тяни!

— Мягкий он, прямо как глина: что хочешь, то и лепи. Ни разу слова поперёк не сказал.

— Так что в том плохого?

— А то. Если и мне не перечит, то и никому другому дать отпор не сможет, вот что!

— Ну, ты уж скажешь! Может, он просто тебя любит.

— Даже тот, кто любит, вечно терпеть не станет.

— В этом ты, пожалуй, права, подруга... И весь недостаток?

— Если бы... С ним и миловаться-то не слишком.

— Слабенький, что ли?

— Да не в силе дело... Вот тебе собаки нравятся?

— Собаки? А они причём?

— Притом! Так вот, он, когда целоваться лезет, точь в точь, хассиец: рот разевает и дышит часто-часто, только что язык на сторону не вываливает! Прямо каминный мех, меня аж сдувает... А губы становятся каменные и холодные, словно у статуи какой.

— Бр-р-р-р!

— И я о том же... Я ведь тоже сначала на него из-за лица да фигуры повелась...

— Так чего же ты с ним до сих пор остаёшься?

— А ты в его глаза загляни! Они же тоже как у собаки. Жалобные, спасу нет: и хочешь прогнать, а не можешь. А ещё из-за рук. После его рук я словно заново родившейся себя чувствую.

— Но ведь тебе решать уже пора, потому что...

Наута, видимо, сочтя мои уши недостойными продолжения девичьей беседы, снова провела пальцами по пташке, и слова, послушно превратившись в тихий шорох, стихли.

Собака, значит? Самое лучшее сравнение, которого я достоин? Всё, что во мне есть хорошего, только руки? Да знаешь ли ты, Келли, что этими самыми руками я могу сделать с тобой такое...

— Думаю, вы всё поняли, юноша.

Понял. Яснее ясного. Настолько хорошо понял, что хочется разбежаться и со всей дури воткнуться головой в стену. Так бы и поступил, только откуда-то твёрдо знаю: не поможет.

— Теперь вы видите, ваше расставание всё равно должно было произойти, раньше или позже.

Вижу. Вернее, слышу. Слышал.

— Надеюсь на ваши благоразумие и рассудительность, юноша. Не ищите больше встреч с Келли: и ей, и вам продолжение отношений принесёт только боль.

Принесёт? А по-моему, всё уже на месте. Здесь. Рядом. Во мне. Правда, болью я бы свои ощущения не назвал, скорее они похожи на разочарование. Очередное, а стало быть, неспособное нанести больший урон, чем предыдущие.

— Вы меня слышите, юноша?

— Да, dyesi.

— Поверьте, в случившемся нет ничьей вины. Я искренне рада, что девушка нашла себе не просто покровителя, а любящего супруга, и скорое замужество станет удачным, даже если оно не будет подкреплено чувствами. Особенно если не будет подкреплено.

Она подчеркнула последнюю фразу именно для меня? Похоже. Но насколько помню начало беседы, Наута не усмотрела чувств и в моих отношениях с Келли, а значит, и наш союз стал бы вполне удачным. Или я снова ошибаюсь, переставляя бусины ожерелья причин и следствий местами?

— И помните: будет ещё много женщин.

Снова она это повторяет. Режет по живому. Ей бы лекаркой быть, вот уж у кого рука никогда бы не дрогнула!

— Вы словно меня уговариваете... Зачем тратите столько времени? Можно было просто сказать: пшёл вон.

Хозяйка Дома радости усмехнулась:

— В одной вещи Келли совершенно права, юноша.

— И в какой же?

— В вас есть что-то от... собаки.

— Вечно открытая пасть?

Покачивание головой было исполнено с очевидной целью меня пристыдить:

— Не язвите сверх меры, меня этим не проймёшь. Я говорю о ваших глазах.